Подруги переглянулись и тихими голосами подхватили выпорхнувшую из открытого окна мелодию, закружили по зеленой траве.
— Поезжайте, поезжайте в лагерь! Я — за! Я уже дал согласие! — азартно говорил профессор Громов Электронику и Электроничке. — Там вы будете среди своих.
— И я решу свою задачу? — спросила Эля.
— Там сколько угодно девчонок и мальчишек. Мальчишек мы знаем — они на все способны. Верно, Элек? — Громов улыбнулся, вспоминая прошлое. — А вот девочки… Надеюсь, Электроничка, ты подружишься с ними.
— Мы, девчонки, покажем себя! — решительно сказала Эля и подняла над головой крепко сжатый кулачок, демонстрируя их с Майей клятву.
«Самое удивительное в тайнах то, что они существуют», — произнес про себя Электроник слова английского писателя Честертона. Посмотрев на решительную позу девочки, он тихо спросил Громова:
— Почему она не умеет смеяться?
— Ты знаешь, смех не рождается сам по себе, — задумчиво произнес профессор. — Я рад, что ты обратил на это внимание. Значит, ты ей поможешь?
— Помогу.
Чуткий слух Эли уловил этот диалог. Она пожала плечами.
— А человек должен обязательно улыбаться? — И она украдкой взглянула на себя в зеркало.
— Время от времени, — сказал с улыбкой профессор.
— Когда смешно, — добавил Элек.
Элечка тряхнула головой, подскочила на месте.
— На старт! — крикнула она. — Вперед, за смехом!
Громов выскочил на середину комнаты, замахал отчаянно руками.
— Тихо! Всем оставаться на местах!
Но Элечка не собиралась никуда бежать.
— Я пошутила, — сказала она.
Ни тени улыбки не мелькнуло на ее лице.
— Хватит шуток! — Громов опустился в кресло. — Мне надоело быть отцом беглых роботов! Впрочем, — спохватился он, — шутите сколько угодно. Только без особого риска…
Он оглядел своих непоседливых умных детей. Завтра у них новый день, новые испытания. Пора проиграть все возможные ситуации. В общих чертах такой крупный, такой авторитетный в научном мире эрголог, как Громов, представлял себе будущее Электронички. «Эргон», как известно, значит по-гречески «работа», а «эрголог» по-современному — «роботопсихолог».
— Итак, — начал эрголог беглых роботов, — ваша цель должна быть вам абсолютно ясна…
— Я буду иногда прибегать за советом, — сказала на прощание профессору Элечка.
Самый несчастный человек в первые дни работы лагеря — дежурный. Нет, не шумная суета, не неожиданные вопросы, не безмерный ребячий энтузиазм ложатся тяжким грузом на плечи дежурного. Синяки и царапины, перепутанные вещи, подгорелая каша, колики в животах, коллективный приступ ночного смеха и тайные одинокие слезы под подушкой — это обычные мелочи, легко преодолимые трудности. Самое страшное для дежурного по лагерю — брошенные на произвол судьбы одинокие родители.
— Лагерь «Электроник», — ежеминутно отвечает по городскому телефону дежурный врач. — Коля Синицын? Как же, знаю Колю — здоровяк, силач, футболист.
— ………!!!
— Нет, у него не бледное лицо. Утренняя температура тридцать шесть и шесть.
— ………???
— Нет, не надо приезжать. Я передам ему от вас привет.
Следующая мамаша прорывается, едва трубка коснулась рычага.
— Жива, здорова, температура нормальная, — меланхолично сообщает врач. — Нет, фрукты они получают в достаточном количестве, полный набор витаминов. А конфеты мы просим не посылать… Прибавит в весе ваша девочка, не беспокойтесь, пожалуйста…
Доктор рассеянно посмотрел, как катится по безоблачному небу золотой шар солнца. Взбежать бы, пользуясь тихим часом, по крутобокой чаше небес, забить бы огненный пенальти в сетку звезд!..
В следующую минуту врач уже читает вслух меню:
— Завтрак… Обед… Полдник… Ужин… В целом это получается три тысячи двести семь калорий на каждого! Что, мало? Вы когда-нибудь, гражданка, видели калорию? Так вот, он их лопает более трех тысяч! Причем без добавок. Этими калориями слона можно раскормить!
Почему все родители так заботятся о калориях и температуре и ни один не спросит, какую книгу читали дети на ночь, сколько голов забил их сын, какие цветы поливала утром дочь? Неужели они забыли, как сами иной раз скрывались в кустах от всех взрослых, в том числе и от докучливых родственников?
Но самые беспокойные мамаши не ограничиваются телефонными звонками. Они штурмуют лагерные ворота, пытаются пролезть с кульками в дыру в заборе. У ворот дает справки дежурный врач, а вдоль ограды скользит молчаливой тенью черный лохматый пес. Два зеленых глаза со скачущими молниями оберегают нейтралитет границы.
Однако одна мама узнала пса: «Рэсси, ко мне!» Она протянула ему сверток с лакомствами, назвала отряд и фамилию своего чада: «Вперед, Рэсси!» К удивлению остальных родительниц, грозный пес безмолвно повиновался приказу.
— Это Рэсси, — объяснила технически грамотная мама. — Он служит человеку и может быть обыкновенным псом.
В этот вечер Рэсси отнес немало посылок и записок, пока его не застал за этим неблаговидным занятием Электроник.
— До чего ты дошел, Рэсси, — сказал позже, в отсутствие родителей, Эл. — Таскаешь конфеты, вместо того чтобы узнавать тайны мироздания…
Рэсси бросил контрабанду и занялся мирозданием. Но слова чьей-то мамы о превращении в обыкновенного пса еще долго преследовали его.
А врач не выдержал и вывесил на воротах заметную издали табличку:
...КАРАНТИН
Слово вроде не страшное, но могущественное. У забора сразу стало пусто.